something wicked this way comes

лето, сидим на крыше гаража со странными весёлыми ребятками, накурившиеся в хлам, собираемся приступить к употреблению глика. тут думаю, позвоню мамке, пока мозги ещё в норме. звоню, а она говорит, что бабушка скоро умрёт. я думаю, к следующему звонку меня отпустит али нет? забила, выпила, вкусно, мозги пошли гулять сразу, кра-со-та.

неазметная ночь в квартире, где все пьют, едят и пляшут. хозяин чертовски зол. близживущие приходят орать и выказывают столько неуважения, что хозяин, чтобы его запугать, избил всех, кто был в квартире, начав с меня.

после этого меня становится три, и я всё боюсь, что меня разгадают. не помню, каковы были две меня первые, но третья была я в удивительном сочетании русалки с вампиром. я выгляжу совершенно иначе - беленькая, худенька, сплю нагой в ванной. зову хозяина и говорю, что мне страшно. он прячет меня где-то ещё, говорит нежно со мною. я выхожу из укрытия, направляюсь на балкон. на мне уже длинная белая ночная рубашка. на балконе хозяин квартиры, я захожу и чувствую, как от начинающейся зари мне жжёт глаза и кончики пальцев, очень сильно. он снова прячет меня, ложится рядом со мною и целует. я ощущаю его плоть. я понимаю, какая я из трёх победила, и что он не догадался, что это всё я. одну избил, другую проводил, третью полюбил, а третья нежное боязливое существо, умирающее от солнечного света.

он более ранний предыдущего, хотя я могу заблуждаться.

 

почему-то мама изображена беспробудно пьющей, но это от того, что она где-то на тёмной стороне, как и я. а я наоборот высвобождаюсь. мы с нею, а ещё К.-р. едем в Крым. по приезде оказывается, что у нас очень мало денег. когда мы пытаемся поменять доллары на гривны, чувиха в обменнике торопливо и лживым голосом говорит, мол, эти крупные поменяю, а мелкие не буду. мама пытается несчастно её уломать, взглядами сдерживая меня, потому что я готова взорваться, что в итоге и происходит. отчётливо помню, как я бешено ору на эту тётку "А эти пятёрки мне жрать что ли?"

Мы с К.-р. отходим за территорию пансионата, где, в отличие от настоящего, виноградные поля, обнесённые забором с колючей проволокой. ветви виноградника сухие, но густые. мы встали между двух полей, надёжно скрытые тенью и стали предаваться страсти. небо было удивительной красоты, да и вообще волшебство было неописуемым по причине окружающих красоты и свободы.

возвращаясь в дом, вижу маму, занятую составлением макета пансионата. она была странной, будто перешла на новый уровень чего-то. мы с нею путали стороны того, что где находится.

что-то было про волны и вечерние прогулки, не вспомнить отчётливо.

1.

огромная семья вампиров, повседневность, а я - сам Лестат. очень много детей вампиров, лес, костры и масса недоверия. обретение силы.

 

2.

еду в  санаторий в автобусе. автобус двучастный. возле моего места сидят две девушки с мамой, а мама играет на гитаре, которую одолжила у второй части автобуса. я нахожу С.А. и беседую с ней, сообщаю о смери Т.В., хотя рядом крутится кто-то похожий и С.А. абсолютно раздражает. Рядышком сидит ещё мужчина, чей-то отец. кажется, я старшая из направляющихся туда (кроме родителей, конечно, я еду совершенно одна). 

По приезде этот мужчина предлагает мне помочь вытащить из автобуса чемоданы. он берёт одну мою сумку, а я очень-очень долго собираю оставшиеся вещи, что проводница (незаметно автобус обратился в поезд, хотя всегда был на него похож чем-то) заходит меня поторопить. тут я думаю, что в неверной, медленной последовательности стала собираться и обернула пятнадцать минут вспять. собралась быстрее, но детей всё равно пришлось догонять.

в санатории было довольно красиво, и была какая-то женщина типа воспитательницы (на кой чёрт она в санатории - не могу понять). Довольно стервозная, хотя мы узнали её получше и всё равно полюбили. Чем-то она похожа на преподавательницу, принимавшую мой экзамен по русскому в эту сессию. она вечно ворчала и очень часто ругалась матом на тех, кто парковался возле санатория. однажды я беседовала по телефону с одноклассницей, и она стала рассказывать про друга её отца, какого-то генерала, который очень классный дядька. тут в комнату вбегает кто-то из детей, и говорит, что мы сейчас все пойдём на празднование дня рождения отца нашей этой ворчливой мадам, называет его имя, и я понимаю, что это тот же человек, о котором мне рассказывали. я пытаюсь распрощаться с одноклассницей, одновременно поведав ей новость удивительную, но успеваю лишь второе, палец сам ложится на кнопку, и я испытываю дикие угрызения совести по этому поводу весь путь. думаю, а не попросить ли эту ворчливую мадам покрасить мне голову, она же сама крашеная, ей не сложно будет.

это был Лондон. на фотоаппарате вечно не хватало памяти, розетки в автобусе были малопригодными, а мне больше всего хотелось навестить именно ту Англию, где жили эльфы. Но и в Лондоне было на что поглядеть. Кроме стремящихся вверх зданий, напоминающих совершенно реальный Брюссель, можно было находить ращелины, которые очень привлекали туристов - там были капли хрусталя, или маленькие полуживотные-полукамни. таких расселин было чудовищно много, и все прекрасны, и я хожу, уткнувшись в фотоаппарат, удаляя фотографии, боясь пропустить нечто, что необходимо непременно запечатлеть.

думаю часто, что вскоре нужно отъезжать во Францию, иначе потянет в Эдинбург, а где Эдинбург, там и Дублин, а из Дублина уже можно и не пытаться вернуться, Великобритания совсем тогда затянет.

 где-то здесь сон обрывается и я в который раз начинаю принимать участие в хогвартских событиях, причём я то ли непосредственный участник, даже вроде бы и гарри поттер, то ли игрок компьютерной игры. боюсь, прячусь, до боли сжимаю в руке волшебную палочку и дико ругаюсь, что в этой игре неудобное управление, отворачиваюсь от монитора, рискуя пропустить нечто важное.

прячусь так в каком-то доме, и прибывает какой-то навязанный учитель, который явно подослан, но в открытую изгнать нельзя его. и тогда этот дом становится Крымом, и что-то было связанное с цыганами, но здесь память покидает меня совсем.