Я ничего не вижу. То ли так темно, то ли у меня глаз нет,
или я слеп. Возможно, я слеп, а возможно у меня нет глаз. Я здесь так давно,
что не помню о себе таких мелких вещей. Я мужчина? Может женщина? Может я
животное? Или микроб? Возможно, я микроб. У микробов ведь нет глаз. А может
растение. Вот опять мне больно. Чувствую, как с меня стягивают длинную полоску
кожи. Еще одну. И еще. Чувствую мясо. По оставшемся кускам кожи на теле стекает
холодная кровь. Слишком жидкая, похожая на воду. Может мне закричать? Или я уже
кричу? Может я глухой, или у меня нет рта? Или нет смысла кричать? Я забыл. Я
здесь так давно. Еще боль. Я здесь очень долго. Я привык. Кожи больше нет. Ее
сняли длинными тонкими полосками. Под кожей ведь есть мышцы. Волокна мяса.
Медленно, волокно за волокном, с чавкающим звуком они отдираются. Долго.
Слишком долго. Это новая боль. К ней я не привык. Вены. Они забыли про вены. Их
нужно вытянуть из тела. На запястье поддевают одну. Медленно натягивают. Сердце
тянет с другой стороны. Резкое движение. Сердце теряет вену. Одна за другой
вена. Их так много. Их было много. Вот оторвалась последняя. Снова волокна.
Мелкими ниточками. В нижней части живота образовалась дыра. Вывалился какой-то
орган. Дыра разрослась, потерялся еще орган. Мяса не осталось, не осталось
органов, кроме сердца. Оно застряло меж ребер. Очередь костей. Начало идет с
ног, доходит до бедер. Теперь руки. Я считаю. Так много костей, но боли нет, я
их не чувствую. Но их так много. Оторвалось ребро с левой стороны, упало
сердце. Остался череп. Через височную долю нужно вытянуть мозг. Такой
слизистый, мерзкий. Теперь все. Меня не осталось. Меня разобрали, как машину.
P.S. видела сон от лица мученика,
а на самом деле была палачом.
Я
проснулась за столом. Все по правилам: множество вилок слева и ложек, ножей
справа. Тарелочка на тарелке из белого фарфора с изящными золотыми узорами на
каемочках. Скатерть багровая, цвета густой крови. За некоторыми стульями с
высокой спинкой из тяжелого резного темного, почти черного, дерева ножи и вилки
поменяны местами. Сомневаюсь, что это ошибка прислуги. Думаю, специально для
гостей-левшей. Стол длинный, посреди широкого зала, украшенного хрустальными
фигурами корчащихся в муках мужчин и женщин всех возрастов и картинами на
каменных стенах пугающего содержания. Жуткие женщины с нечеловеческими лицами,
портреты пожилых мужчин с одинаковыми злобными туманными глазами, пейзажи
убитой природы с заводами и загрязненными реками с мутирующими рыбами. Нарисовано
маслом и обрамлено в черные узорчатые рамы. Окна занавешены тяжелыми портьерами
того же темно-бардового цвета от высокого потолка и чуть упирающихся в пол,
уложенный мраморной плиткой, переливающейся бледно-зеленоватым. Потолок из
зеркала. Точное отражение помещения, за исключением того, что меня в нем нет.
Смотрю заворожено в зеркало, запрокинув голову. Меня там нет. Нет и двери в
стенах. Дергаю шторы. Ни за одной нет окон. Голые стены. Здесь светло. Но
источника света не видно. Мягкий свет из ниоткуда. Я присела на мягкую подушку
резного стула. Я могу здесь остаться. Вскоре стали появляться слуги. Серые
призраки с умиротворенными выражениями лиц. Появился и оркестр. Скрипка,
флейта, рояль. Инструменты настраивали люди в одинаковых черных масках, головы
покрыты широкополыми шляпами, одежда собрана из лохмотьев. Призраки подавали
каждому месту свои блюда: жуткие и несъедобные. На меня не обращали внимания. Я
снова поднимаю голову, смотрю в отражение, комната на месте, но так никого нет.
Дверей по-прежнему нет. Призраки просто появляются. На мое место подают сырую
печень, а в бокал наливают нечто, по цвету напоминающее мочу. Я не рискую
убедиться в запахе. «Вы не на своем месте, леди,» - раздается голос со спины. Я
оборачиваюсь и поднимаюсь с места. Передо мной типичный дворецкий: в черном
костюме, без лица, маска ему не нужна. Я снова поднимаю голову. «В том зале
маскарад еще не начался, - сказал он, увидев мое замешательство, - Прошу вас,
занять то место, где вы заснули,» - дворецкий протянул мне поднос, на нем
маска, коричневая из тонкого дерева, без лент. Я беру маску и усаживаюсь за
свое место. На тарелке фри с хот-догом, в бокале колла. Это точно мое место. Я
разглядываю маску. Узор проделывает мелкие дырочки вокруг разреза для глаз. Как
ее одеть? Призраки раскладывают блюда. Справа на тарелке что-то напоминающее
мозги, но уложены спиралью и украшены зеленью. Слева только что поставили
тешенную картошку с грибами. Я смотрю сквозь маску, прикладываю ее к лицу.
Верхнюю часть вокруг глаз по контуру маски обжигает кислотой, я пытаюсь ее
снять, отодрать, она въелась. Вскоре я не ощущаю маску, она стала моей кожей.
Она не сочетается с моими джинсами и черной футболкой с идиотским монстриком,
но мне в ней комфортно, потому что все гости в масках. Некоторые скрывают
пол-лица, кто-то, скрывая уродство, все лицо, кто-то низко натягивает черные
капюшоны, давая понять, что все они из одной секты смерти. Все гости расселись
по местам и что-то бурно между собой обсуждали. О чем они? Я слышу их голоса,
хлюпающие, еле живые. Их язык мне понятен. Я могу вступить с ними в разговор.
Все слова ясны и четки, но в совокупности они представляются чем-то непонятным.
Я делаю вид, что меня нет. Шум, толпа, музыка, шуршание слуг. Все оборачиваются
на звук бьющегося стекла во главе стола:
-
Прошу внимания!
Все
притихли и обратили внимание на жуткого типа с уродливой, разветвленной, как
ветки дерева, маской, закрывающей все лицо и покрывающей всю голову.
-
Дозволено все! – его вступление сопровождается громкими, довольными воплями.
Мне
стало плохо от шума и вида жрущих масок. Кто-то ел элегантно и аккуратно,
кто-то жрал руками, громко причмокивая, я не ела – не смогла. Я отпила из
полного бокала коллу, чтобы остановить подымающуюся к горлу желчь. И вдруг я
понимаю, что безумно голодна. Заглатываю фри. Все очень вкусно. Я не обращаю
внимание на чвакающие маски, жрущие сырую печень, поджаренные мозги и тушеную
картошку. Я сама ем дико, по-животному, все невероятно вкусно. Я наедаюсь
досыта, от губ струйкой крови стекает кетчуп. Мне подливают еще коллы. Беру
из-под тарелки бледно-кррасную салфетку, вытираю лицо. Оглядываю
присутствующих: некоторые слизывают остатки со дна тарелок, некоторые утирают
губы уголком салфетки. Внезапно свет без источника исчез, загорелись
хрустальные статуи голубоватым, едва живым. Светом, придавая несчастным
скульптурам еще более жуткий вид. Музыка заиграла быстрее, люди повставали
из-за стола. Они корчились в танце. Я отошла в сторону, прижалась к стене, надо
мной картина страшной, полуголой женщины с мужским лицом, в ее руке младенец,
она сдавливает ему горло, он уже давно мертв. У меня дрожь в ногах, мне
становится душно от дышащих монстров. Кто-то убил пианиста, видимо, не
удовлетворившись ужином, съел его внутренности. Из разреза маски светятся
красные огоньки глаз. Музыка продолжает играть без музыканта. Несколько масок
совокупляются по углам самым мерзким образом. Кто-то рвется к потолку по
шторам, стремясь попасть в пустой зал. Здесь слишком много монстров и слишком мало пространства. Меня спасает
фигура молодой женщины с изуродованным лицом. Я прижимаюсь к нем плотнее, она
издает холодное свечение. Мне становится прохладней. Хочется вжаться в нее,
исчезнуть отсюда. Кружится голова. Пошатываясь, я пробираюсь сквозь звериную
толпу к стене. Не помня себя, я хватаюсь за багровую ткань портьер. Нужно
выбраться. Я лезу, с трудом хватаясь за шторы, кажется, что под моим
прикосновением они становятся жидкими. Я добираюсь до зеркала, хватаюсь за
гардину, чувствую чью-то слабую руку на
щиколотке левой ноги, право с силой пинаю уродливую маску, он падает без звука
в толпу, она его поглощает, ломает его кости. Я прикасаюсь липкой от пота рукой
к холодному зеркалу. Твердое. Я давлю сильнее, пока не летят осколки и не
взлетают зеркальные бабочки. Рука в крови. Я проделываю дырку в потомке,
хватаюсь обеими руками, втаскиваю туловище в потолок, упираюсь ногами в
гардину. Когда большая часть тела оказывается в другом зале, я падаю в него
головой вниз. От удара хрустит позвоночник, пробит череп, я чувствую осколки
кости в голове, нога изогнута вовнутрь. Встать я не смог, пока не вправлю
кость. Во мне паника, слезы щиплют кожу под маской. Я хватаю ногу за колено и
вправляю кость на место. Подавляю крик, хруст разносится по всему залу и
отскакивает от стен. Боль в голове мешает идти. Все кружится по музыку другого
зала сквозь дыру в зеркальном потолке. Я сажусь за стол, блюда уже поданы.
Призраков не видно, гости скоро подойдут, маскарад начнется. В тарелке живое
сердце, бьется, вместо крови гоняет воздух. Маленькое, с мой кулак. Я
приглядываюсь, на нем выжжено мое имя. Я прикладываю окровавленную руку к
груди, не бьется. Мое сердце на тарелке. Бьется все медленнее. Я беру его в
руку, слегка сжимаю, разжимаю. Не решаюсь. Время идет. Сжимаю, разжимаю.
Решаюсь. Кладу сердце со своим именем на язык. Глотаю. Оно туго проходит по
горлу. Я глухим шумом встает на место. Меня одергивает. Вырывает из места.
Крутит в темноте. Я проснулась за сервированным столом. Все по правилам.
«Маскарад окончен,» - сказал дворецкий без лица. Я подымаю голову. Зал в
отражении. Я в нем есть. Маску жжет. Я наблюдаю, как со слабым золотистым
свечением она впитывается в лицо.
P.S. кое-кто сказал, что у меня опухоль в мозгу, но я
все равно солнышко)))
